Рассказы и истории о гинекологическом осмотре. Смешные истории из практики гинеколога

Беседа с монахиней М. В начале 90-х она участвовала в создании одного из центров планирования семьи в крупном российском городе, более 35 лет проработала гинекологом. Потом пришла в Церковь, и через несколько лет стала монахиней. Матушке сложно было решиться на этот разговор: о своем “гинекологическом” прошлом вспоминать она не любит, говорит с грустью. Мы надеемся, что эта беседа будет полезна и женщинам, которые обращаются за гинекологической помощью, и врачам этой сферы.

Что Вы, как врач, как христианка, хотели бы сказать вашим коллегам - врачам-гинекологам нынешним? Мы просим Вас об этом, потому что с Вами произошло явное чудо, чудо покаяния и обретения веры. Расскажите, как Вы решили оставить работу гинеколога, что с Вами произошло?

Я окончила медицинский институт в 70-е годы. Сознательно выбрала специальность “гинекология”. Мой общий стаж - больше 35 лет. Сначала я была просто счастлива от своей работы: мне часто дарили подарки, цветы, конфеты, ко мне приходили с просьбами вылечить бесплодие, прервать незапланированную беременность и т.д.

Однако в моей жизни стали происходить события, которые заставили меня задуматься о другой стороне моей работы. Не то, что было какое-то одно большое событие, а несколько небольших, но довольно впечатляющих.

В начале 90-х ко мне пришла заплаканная студентка, незамужняя и беременная, с просьбой сделать ей мини-аборт. И рассказывает: «Мне сегодня ночью приснился сон. Ко мне подходит мальчик и говорит: “Меня зовут Сережа. Мама, не убивай меня!”» Собрались другие врачи, женщина отказывалась от аборта. И мы не стали ей делать аборт, такое впечатление произвел на всех этот рассказ.

Один раз пришла девочка на аборт, совсем молодая, даже жалко ее. И все уже приготовили, операционную, инструменты и т.д. И вдруг выключили свет, и не было очень долго. Так и не сделали. И я вдруг осознала, что это - неслучайно.

Через некоторое время я стала интересоваться вопросами смысла жизни, православием, начала иногда заходить в церковь. И чем больше я задумывалась, тем больше я стала осознавать, какая это катастрофа, каким злом я занимаюсь! Аборты, сексуальное просвещение стали восприниматься совсем в другом цвете.

В России Центры Планирования семьи разворачивали свою деятельность в начале 90-х. Вы стояли у истоков создания такого центра в Вашем городе. Расскажите об этом процессе, пожалуйста. Какие ставились задачи? Почему Вы сам решили работать в ЦПС?

До создания местного центра планирования семьи я работала заведующей гинекологического отделения. Меня пригласили на первую всероссийскую конференцию Ассоциации Планирования Семьи в Москве. И там я вступила в эту ассоциацию, да-да, я вступила в это “…..”. Председателем конференции была Екатерина Лахова, было много иностранных гостей из Голландии, Германии (вероятно из компаний “Органон” и “Байер”) и др. Нам закатили шикарный фуршет в первоклассной гостинице. Представляете, в начале 90-х!!! В стране дефицит, все по талонам, а тут…

В течение всей конференции красной линией проходила идея: сексуальные потребности человека являются естественными, и их надо удовлетворять. Важно, чтобы молодежь делала это современно и безопасно. Ранние половые связи являются обыденным явлением, и нужно просто научить детей делать это безопасно и цивилизованно, как в других странах. Использование презервативов и гормональной контрацепции только улучшит репродуктивное здоровье. Все обосновывалось “научными исследованиями” и щедрыми подарками. Мы чувствовали себя очень значимыми и причастными к важному делу.

Раздавались красочные методические пособия по контрацепции. Нам рассказывали, как проводить уроки полового “просвещения” в центрах планирования семьи и в школах. Подробнее я даже не хочу рассказывать, настолько постыдным было это.

Через некоторое время в городе были выделены помещения под центр планирования семьи, и я перешла на новую перспективную работу. Руководители центра и ведущие специалисты приглашались в заграничные командировки. Иногда оказывалась прямая материальная помощь руководителям центра.

То есть пропаганда гормональной контрацепции была важной составляющей Вашей работы?

Да, одной из главных. В начале работы ЦПС был дан «залп» из контрацептивов. Нас обеспечили бесплатными ГК, рекламными буклетами для раздачи. Причем в очень большом количестве, которого хватило на несколько месяцев. Потом ходили слухи, что эти же “бесплатные” контрацептивы продавались в аптеках. Гормональные контрацептивы пропагандировались как безопасные и современные средства “планирования” беременности. О побочных действиях, нарушениях свертываемости крови, осторожности при назначении гормонов, никто не говорил. Через некоторое время мы столкнулись явлениями тромбоэмболии у молодых женщин. Были и инфаркты, и инсульты, и венозные тромбозы.

А что привело Вас к осознанию безнравственности работы в центре планирования семьи?

Очень помог один случай. Мы проводили очередной урок “секспросвета” в школе. К слову, тогда это было обязательно в старших классах практически во всех школах нашего города. Все директора активно продвигали эти “уроки” и меня приглашали как специалиста. Это представлялось очень современным.

Итак, я рассказываю в школе девочкам и мальчикам об их организме, строении половых органов. Показывала на муляже, как пользоваться презервативом. Потом включаю видеомагнитофон с соответствующими мультфильмами. Там показывают и постельные сцены, и как это происходит у животных, и как надо пользоваться презервативами. Подростки вполне естественно краснеют, шушукаются, смущаются, пытаются шутить.

И вдруг прямо во время фильма вбегает чья-то мама, встает перед экраном и говорит: “Я срываю урок, я не позволю показывать это детям!” Поднялся шум, собрали педсовет, почему сорвали урок, директор возмутился: почему учитель пустил в класс родителей и т.д. Для меня это был ключевой момент осознания, что так делать нельзя. Нельзя детям такую дрянь показывать, нельзя. Потом еще про меня написали статью в местной газете о том, что я провожу безнравственные уроки в школе, демонстрирую презервативы, учу, как все делать, короче развращаю детей.

Прихожу к директору, говорю, что я больше не буду проводить такие уроки. Такое детям показывать нельзя. На меня начали давить, и мое руководство, и главный гинеколог, и коллеги.

И что Вы стали делать после отказа работать в школе?

В центре планирования я стала разговаривать с девочками с христианских позиций, называть вещи своими именами. Что нельзя вступать в близость до брака - это блуд. Что это большой грех, это плохо. Отговаривала от абортов. Естественно, об этом узнали коллеги и руководство. Меня стали считать ненормальной. Какие только шишки на меня не сыпались!

Я провела небольшое исследование в нашем центре. С начала работы центра в 1991 году у нас постоянно увеличивалось количество абортов после изнасилования. То есть девушки стали вести себя, одеваться более развращенно, и это провоцировало мужчин на изнасилование. Вот такое планирование семьи.

Еще я пыталась остановить уроки секспросвета в школах. Не все учителя были “за” сексуальное «просвещение». Большинство педагогов было против, но боялись директоров, молчали. Я говорила, что дети должны быть нравственно ориентированы, им нельзя показывать блуд и называть его нормальным и безопасным. Я сказала учителям: соберите родительские собрания, пусть родители решат, можно ли проводить это в школе. И обязательно пусть предварительно ознакомят вас в видеоматериалами. После просмотра этих “просветительских” фильмов родители этого класса отказались от этих уроков.

Как отнеслись коллеги к Вашему выбору?

Я сразу очутилась в изоляции. Меня стали называть сумасшедшей, от меня отвернулись многие “друзья”. Когда ко мне по старому знакомству приходили за направлением на аборт, я перестала давать направления и отговаривала от убийства ребенка. Ко мне потом перестали обращаться. Когда я выступала на местных собраниях против пропаганды безнравственности, греха, они открыто говорили: «Кого вы слушаете, она же сама пропагандировала безопасный секс, контрацепцию, она сошла с ума».

На работе мне создали невыносимые условия, делали замечания, выговоры, писали жалобы, проводили проверки, в общем делали все, чтобы выжить меня из системы. Параллельно я ходила в храм и воцерковлялась. И чем ближе я была к Церкви, тем невыносимее была моя работа в ЦПС. Именно тогда я испытала сильнейшее чувство раскаяния за мою работу.

В конце концов, я уволилась и осталась без работы. Когда я уходила из центра планирования некоторые коллеги хотели заступиться за меня, считали, что я права. Но они все молчали, потому, что сами боялись потерять работу.

Как Вы считаете, есть ли у гинекологов какие-либо особенности или черты характера, которые отличают их от врачей других специальностей?

Профессия гинеколога изменяет человека, деформирует его характер. В целом у многих (но не у всех) преобладает властность, агрессивность. Некоторые гинекологи люди с чрезмерно раздутой самооценкой, гордостью. У женщин-гинекологов часто бывает агрессия или ненависть к мужчинам, стремление доминировать в отношениях.

Врачи-гинекологи считают, что они выполняют врачебный долг, и свои функциональные обязанности правильно. Когда они спасают мать и ребенка - это так. Но когда убивают ребенка - это страшный грех. Среди моих знакомых гинекологов были такие, которые сознательно, по убеждениям, не производили операции аборта, работая в отделениях. Но многие, зная, что это - большой грех, усыпляют свою совесть, думая, что грех на женщине, а я тут не при чем.

Многие говорят, что это - не их проблема, что беременная женщина не может прокормить ребенка, не устроена в жизни, это как бы социальная проблема. Но как не оправдывай свои действия, прерывание беременности - это жестокое убийство дитя в утробе матери. Гинеколог не говорит, идя в операционную, «сейчас я убью ребенка». Он даже может не думать об этом, считая, что ребенка пока нет. А он есть. Он есть маленький, беззащитный и издает безмолвный «крик» о спасении.

Все мои подруги-гинекологи, с которыми я работала, умерли от рака, и в возрасте 45-50 лет. Еще знала заведующую гинекологическим отделением - умерла в 45 лет от рака молочной железы. Сидела на абортах.

Что Вы думаете о душевных последствиях абортов, так называемом постабортном синдроме?

Я об этом знаю, и сколько раз на практике видела. Любая женщина, которая сделала аборт, испытывает сильнейший стресс. Она будет храбриться, она будет рада, что избавилась от проблемы (не от ребенка, а от проблемы). Она будет вспоминать время от времени, сколько бы было лет ребенку, если бы она родила. Я со многими разговаривала на эту тему. Постабортный синдром довольно часто встречается.

Расскажите, пожалуйста, о самых ярких случаях из Вашей медицинской практики.

Был один интересный случай. Я дежурила в больнице, приводят молодую девушку с беременностью, срок 11 недель. Я спрашиваю, почему делаешь аборт? Студентка? Она говорит нет, муж - студент, свекровь заставляет сделать аборт. Я ей говорю - никакого аборта, у тебя первая беременность, ребенок уже большой. Ничего не бойся, родишь и твоя свекровь будет любить этого ребенка и муж, все будет хорошо. Подготовила к разговору со свекровью, отправила домой. Потом ко мне прибегала свекровь, кричала, ругалась.

Проходит много времени. К нам на отделение приходит эта свекровь с большим букетом. Я подумала - ну, наверное ко мне. Спрашиваю: «Вам кого?» Она: «Позовите мне, пожалуйста, Тамару Петровну,» я говорю - хорошо. Звоню этому доктору, а она лечила невынашивание, у этой студентки беременность протекала с угрозой выкидыша. И эта свекровь говорит Тамаре Петровне, я так Вам благодарна, что Вы мне спасли внука. А я стою рядом, слушаю. Мой самый любимый случай.

А вот сейчас в храме разговаривала с бабушкой, 88 лет. У нее рак, 4 стадия, уже неоперабельная. Дочка привела ее в храм. Я ей говорю: «Благодари Бога, что он тебе послал эту болезнь!» Она - мне: «Да, я столько сделала абортов, я так грешна, молю Бога о прощении», - и горючие слезы потекли…

Что бы Вы хотели сказать в заключение?

Я тоже хочу сказать «Прости меня, Господи!»

Подготовили Алексей Фокин, Елена Фокина

пЮЕТЕДШ Х ЛБВЙОЕФБ ПОЛПЗЙОЕЛПМПЗБ, ЛБЛ РТБЧЙМП, УБНБС УРПЛПКОБС ПЮЕТЕДШ Ч ЛМЙОЙЛЕ. нОПЗЙЕ Ч ОЕК ЪОБЛПНЩ, ОПЧЙЮЛПЧ ТБЪЗМСДЩЧБА У ЙОФЕТЕУПН. уПЮХЧУФЧХАФ ДТХЗ ДТХЗХ. дЕМСФУС УРМЕФОСНЙ Й ТЕГЕРФБНЙ. оЙЛПЗДБ ОЕ ЧПЪНХЭБАФУС Й ОЕ УРТБЫЙЧБАФ, РПЮЕНХ ДПЛФПТ ФБЛ ДПМЗП РТЙОЙНБЕФ. пОЙ ЪОБАФ, ЮФП ДПМЗП – ЬФП РМПИП.
лБЦДЩК ДЕОШ Ч ПЮЕТЕДЙ РПСЧМСЕФУС ОПЧПЕ, ОЕТЧОПЕ МЙГП. пОП ФТЕВХЕФ ОЕНЕДМЕООПЗП РТЙЕНБ, ЗТПНПЗМБУОП УРТБЫЙЧБЕФ, ДПУФБФПЮОП МЙ ЗТБНПФОЩК ЧТБЮ ЬФБ, ЛБЛ ЕЕ ФБН...
пЮЕТЕДШ ЧУЕ РПОЙНБЕФ Й ДПВТПЦЕМБФЕМШОП ПФЧЕЮБЕФ, ЮФП ЪДЕУШ Х ЧУЕИ ТБЛ, ОП ЕУМЙ ПЮЕОШ ОБДП – ЙДЙФЕ. уЛБОДБМ ОЕ ТБЪЗПТБЕФУС. нПС ПЮЕТЕДШ – УБНБС ДПВТПЦЕМБФЕМШОБС. рМПИП ПДОП – Ч ОЕК УМЙЫЛПН ЮБУФП НЕОСАФУС МЙГБ.

оБ РТЙЕН РТЙЫМБ НПМПДБС, РПМОБС УЙМ ЦЕОЭЙОБ. уЩОХ 14 МЕФ, ИПТПЫБС ТБВПФБ. рТЙЫМБ У ЧЩРЙУЛПК ЙЪ УФБГЙПОБТБ – ТБЛ ЫЕКЛЙ НБФЛЙ.
- лПЗДБ ЧЩ ХЪОБМЙ, ЮФП У ЧБНЙ ЮФП-ФП ОЕ ФБЛ?
пОБ ХМЩВБЕФУС, ЫЙТПЛП Й ЛБЛ-ФП ТБДПУФОП:
- п, С ЧБН ФПЮОП УЛБЦХ – 14 ПЛФСВТС. х НЕОС ВЩМП ФБ-Б-ЛПЕ ЛТПЧПФЕЮЕОЙЕ, НЕОС НХЦ Ч ЗЙОЕЛПМПЗЙА ОБ ТХЛБИ РТЙОЕУ. юФП ФБН Х НЕОС, ДПЛФПТ?
- дБЧБКФЕ РПУНПФТЙН.
- пК, С ВПАУШ ОБ ЛТЕУМП. чДТХЗ ПРСФШ ВХДЕФ ЛТПЧЙФШ?
- оБДП ОБ ЛТЕУМП. рП- ДТХЗПНХ ОЕ РПОСФШ. б ЛПЗДБ ЧЩ РПУМЕДОЙК ТБЪ ВЩМЙ Х ЗЙОЕЛПМПЗБ?
- дБ МЕФПН ВЩМБ, Х ОБУ ОБ ТБВПФЕ ПВСЪБФЕМШОБС ДЙУРБОУЕТЙЪБГЙС. нОЕ УЛБЪБМЙ, ЮФП Х НЕОС МЕКЛПРМБЛЙС Й ОБРТБЧЙМЙ Ч ФБЛХА-ФП ЛМЙОЙЛХ. фПМШЛП С ОЕ РПЫМБ. юФП С, ДХТБ? пОЙ ЦЕ ПФФХДБ ПФЛБФЩ РПМХЮБАФ.
-б РПЮЕНХ Ч ДТХЗПЕ НЕУФП ОЕ РПЫМБ?
- фБЛ ОЕЛПЗДБ ЦЕ!

ъБ ТБЪЗПЧПТБНЙ РПДПВТБМЙУШ Л ПУНПФТХ. чУЕ РМПИП. ыЕКЛБ ТБЪТХЫЕОБ, ПРХИПМШ РТПТПУМБ Ч НБФЛХ, РБТБНЕФТБМШОЩЕ ПВМБУФЙ. нЙОЙНХН 3-ч УФБДЙС. дП 4-ПК ОЕ ИЧБФБЕФ ФПМШЛП ПФДБМЕООЩИ НЕФБУФБЪПЧ, РПТБЦЕОЙС НПЮЕЧПЗП РХЪЩТС Й РТСНПК ЛЙЫЛЙ. чРТПЮЕН, ЬФП ЕЭЕ ОБДП РТПЧЕТЙФШ.

РМПИП.
- юФП РМПИП? юФП Х НЕОС?
- ъМПЛБЮЕУФЧЕООБС ПРХИПМШ ЫЕКЛЙ НБФЛЙ. рПМХЮБКФЕ УФЕЛМБ ОБ ТХЛЙ Й Ч ПОЛПДЙУРБОУЕТ. уФЕЛМБ РЕТЕУНПФТСФ, ДЙБЗОПЪ ЕЭЕ ТБЪ РПДФЧЕТДСФ, Й ВХДХФ МЕЮЙФШ.

оЕФ, ПОБ ОЕ РМБЛБМБ. пОБ ХМЩВБМБУШ:
- дПЛФПТ, С РПЛБ ОЕ УПВЙТБАУШ ХНЙТБФШ. х НЕОС ФПМШЛП ЦЙЪОШ ОБЮБМБУШ. нЩ У НХЦЕН ФБ-БЛПК ДПН РПУФТПЙМЙ! еУМЙ ВЩ ЧЩ ФПМШЛП ЪОБМЙ, ЛБЛПК Х НЕОС ДПН!

юЕТЕЪ РБТХ ДОЕК РПcМЕ ДЙУРБОУЕТБ.
- оЕФ, РПЛБ МЕЮЙФШУС ОЕ ВЕТХФ. рТПУСФ РПДОСФШ ЗЕНПЗМПВЙО, ИПФС ВЩ ДП 100 З/М. еЭЕ РТПЧЕТЙФШ НПЮЕЧПК РХЪЩТШ Й РТСНХА ЛЙЫЛХ (ЛФП ВЩ УПНОЕЧБМУС!). оЕФ, ЧУЕ ВХДЕФ ИПТПЫП, ФПМШЛП НЕОУФТХБГЙС РТЙВМЙЦБЕФУС. лБЛ ВЩ ПРСФШ ОЕ ТБУЛТПЧЙФШУС, - Й ХЦЕ ХИПДС, - дПЛФПТ, Б ЛБЛ ЧЩ ДХНБЕФЕ, НОЕ НХЦХ ЗПЧПТЙФШ?
- б ЧЩ ЮФП, ЕЭЕ ОЙЮЕЗП ОЕ УЛБЪБМЙ?!

юЕТЕЪ 8 ДОЕК РП ВПМШОЙЮОПНХ ЛПТЙДПТХ НЕЮЕФУС ЛТХРОЩК НХЦЮЙОБ МЕФ УПТПЛБ. оБРТСЦЕОЙЕ ИМЕЭЕФ ЙЪ ОЕЗП ФБЛЙН РПФПЛПН, ЮФП ПУФБЧЙФШ ЕЗП ФПРФБФШУС РТПУФП ОЕЧПЪНПЦОП.
- рТПИПДЙФЕ. чЩ ЮЕК?
- нПС ЦЕОБ Х ЧБУ ОБ ВПМШОЙЮОПН. пОБ Ч ТЕБОЙНБГЙЙ Ч ФСЦЕМПН УПУФПСОЙЙ. х оее ъбрхэеоощк тбл!!!
- ъОБЮЙФ, ПОБ ЧБН ФБЛ ОЙЮЕЗП Й ОЕ УЛБЪБМБ? рТЙУСДШФЕ. фП, ЮФП Х ЧБЫЕК ЦЕОЩ ЪБРХЭЕООЩК ТБЛ – УЕЛТЕФ ФПМШЛП ДМС ЧБУ. й С ПВ ЬФПН ЪОБА, Й ПОБ, Й ПОЛПДЙУРБОУЕТ. дЙБЗОПЪ РПДФЧЕТЦДЕО. тБДЙЛБМШОПЕ МЕЮЕОЙЕ ХЦЕ ОЕЧПЪНПЦОП. еУМЙ ПЮЕОШ РПЧЕЪЕФ, НЩ УНПЦЕН ФПМШЛП РТПДМЕЧБФШ ЕЕ ЦЙЪОШ. оБ ЛБЛПЕ-ФП ЧТЕНС. рСФЙМЕФОСС ЧЩЦЙЧБЕНПУФШ - ДП 10%.
- фБЛ ЮФП, ПОБ ФЕРЕТШ ВХДЕФ НЕДМЕООП ХНЙТБФШ?!!

ч ЕЗП ЗПМПУЕ УФПМШЛП РТБЧЕДОПЗП ЗОЕЧБ Й ОЕЗПДПЧБОЙС. дБ ПОБ ВХДЕФ ХНЙТБФШ. фПМШЛП ВЩУФТП. й ВПМШОП. ьФПЗП ЗПЧПТЙФШ ОЕМШЪС. с Й ОЕ ЗПЧПТА. чПЧТЕНС РТЙЛХУЩЧБА СЪЩЛ.
- оБДП ВПТПФШУС. оБДП РТПВПЧБФШ. оБДП УФХЮБФШ ЧП ЧУЕ ДЧЕТЙ. еЪЦБКФЕ ФХДБ-ФП Й ФХДБ-ФП. рТПУЙФЕ. пОБ УПЧУЕН НПМПДБС. нПМПДЩИ ВЕТХФ, Х НПМПДЩИ ЕУФШ ЫБОУ.

лБЛПЕ УФТБЫОПЕ УМПЧП «ЫБОУ». еЗП ЦДХФ, П ОЕН НЕЮФБАФ, ЕЗП ИПФСФ РПМХЮЙФШ. оП ЛБЛ ЮБУФП «ЫБОУ» - ЬФП УФПРТПГЕОФОБС МПЦШ.

х ОЕЗП ЧДТХЗ ПРХУЛБАФУС РМЕЮЙ. зБУОЕФ ЗОЕЧ Ч ЗМБЪБИ.
- фБЛ ЬФП НОЕ ДПН ОБДП РТПДБЧБФШ. ъБЮЕН ПО НОЕ ФЕРЕТШ ПДОПНХ. еУМЙ ВЩ ЧЩ ФПМШЛП ЪОБМЙ, ЛБЛПК НЩ ДПН РПУФТПЙМЙ!

дБМУС ЙН ЬФПФ ДПН.

пО РТЙЕИБМ ЮЕТЕЪ ОЕДЕМА. пО ВЩМ ХЦЕ Й ФБН, Й ФБН, Й ФБН. чУЕ ЗПЧПТСФ, - РПЮЕНХ ФБЛ РПЪДОП? чУЕ ЗПФПЧЩ ОБЮЙОБФШ МХЮЕЧХА ФЕТБРЙА, ЧПФ ФПМШЛП ЗЕНПЗМПВЙО ОБДП РПЧЩЫЕ. пОБ ПЮЕОШ УФБТБЕФУС, ПОБ БЛЛХТБФОП ЧЩРПМОСЕФ ЧУЕ ОБЪОБЮЕОЙС. б ХЦЕ РТЙВМЙЦБМУС оПЧЩК ЗПД Й УМЕДХАЭБС НЕОУФТХБГЙС. й ПОБ ЧРПМОЕ НПЗМБ ПЛБЪБФШУС РПУМЕДОЕК.

пОБ РТПЦЙМБ ЕЭЕ 4 НЕУСГБ. нХЦ ВПТПМУС, ПО УНПЗ РПДБТЙФШ ЕК ЬФЙ НЕУСГЩ. ъБ ОЕУЛПМШЛП ДОЕК ДП оПЧПЗП ЗПДБ ЕК УДЕМБМЙ ЬНВПМЙЪБГЙА НБФПЮОЩИ БТФЕТЙК. ъБФЕН, УТБЪХ РПУМЕ РТБЪДОЙЛПЧ, ПРЕТБГЙС чЕТФЗЕКНБ – ЬФП ВПМШЫПЕ Й ТБДЙЛБМШОПЕ ЧНЕЫБФЕМШУФЧП. фПМШЛП Ч ФБЛПК УФБДЙЙ УПЧЕТЫЕООП ВЕУУНЩУМЕООПЕ Й ОЕЬЖЖЕЛФЙЧОПЕ. х НОПЗЙИ РБГЙЕОФПЧ ЕУФШ ЬФП ЦЕМБОЙЕ – ОЕРТЕНЕООП «ЧЩТЕЪБФШ» ПРХИПМШ. рПЮЕНХ ЦЕ ФБЛ РМПИП, ЧЕДШ ПРХИПМЙ ХЦЕ ОЕФ, ЕЕ «ЧЩТЕЪБМЙ»? еУМЙ ВЩ ЧУЕ ВЩМП ФБЛ РТПУФП.

ОП ЕК ДБЦЕ УФБМП МХЮЫЕ РПУМЕ ПРЕТБГЙЙ. ыЧЩ ЪБЦЙЧБМЙ РТЕЛТБУОП, ЧЩРЙУБОБ Ч ХДПЧМЕФЧПТЙФЕМШОПН УПУФПСОЙЙ. пОЙ ЧПУРТСМЙ ДХИПН, ПОЙ ОЕ УПВЙТБМЙУШ ХНЙТБФШ, ЧЕДШ Х ОЙИ ВЩМ ФБЛПК ЮХДЕУОЩК ДПН! ьНВПМЙЪБГЙС, ПРЕТБГЙС – ЫБЗЙ ПФЮБСОЙС. пОЙ ОЕ ХМХЮЫБМЙ РТПЗОПЪ, НПЦЕФ ДБЦЕ ОБПВПТПФ. с ЮЙФБМБ ЪБЛМАЮЕОЙЕ РБФПМПЗБ РПУМЕ ПРЕТБГЙЙ – ТБЛПЧЩЕ ЬНВПМЩ Ч УПУХДБИ: ЪДТБЧУФЧХКФЕ, НЕФБУФБЪЩ. уТПЮОП ОХЦОБ ВЩМБ ИЙНЙПФЕТБРЙС. «пФЮБСООБС ВПМЕЪОШ ФТЕВХЕФ ПФЮБСООПЗП УТЕДУФЧБ». иЙНЙПФЕТБРЙС – ПДЙО ЙЪ УБНЩИ ЦЕУФПЛЙИ ЛПНРПОЕОФПЧ МЕЮЕОЙС ПОЛПВПМШОЩИ. л УПЦБМЕОЙА, РТБЛФЙЮЕУЛЙ ОЕЬЖЖЕЛФЙЧОЩК РТЙ ТБЛЕ ЫЕКЛЙ НБФЛЙ. пОЙ РТПЧЕМЙ ПДЙО ЛХТУ – ПЮЕОШ РТБЧЙМШОЩК, ИПТПЫЙК Й ДПТПЗПК. лП ЧФПТПНХ НЩ ХЦЕ ОЕ УНПЗМЙ РПДЗПФПЧЙФШУС. оЕ ХУРЕМЙ.

ПО РТЙИПДЙМ ЛП НОЕ РШСОЩК, ЙЪЧЙОСМУС. пО ОЕ ВЩМ БМЛПЗПМЙЛПН, ЬФП – ПФ ВЕУУЙМЙС. пО ЧДТХЗ ЪЧПОЙМ ЕК ЙЪ НПЕЗП ЛБВЙОЕФБ Й УФТПЗП УРТБЫЙЧБМ, УЧБТЙМБ МЙ ПОБ ВПТЭ.
- оХ, РПЮЕНХ, РПЮЕНХ ПОБ НПМЮБМБ? рПЮЕНХ ПОБ ОЙЮЕЗП ОЕ УЛБЪБМБ НОЕ ТБОШЫЕ?

РПЮЕНХ? с ОЕОБЧЙЦХ ЬФПФ ЧПРТПУ ФБЛ ЦЕ УЙМШОП, ЛБЛ ОЕОБЧЙЦХ ЬФХ ВПМЕЪОШ. с ЪОБА ОЕУЛПМШЛП ПФЧЕФПЧ, ОП ПОЙ ЧУЕ УФТБЫОЩЕ, ЙИ ОЕМШЪС РТПЙЪОПУЙФШ ЧУМХИ, ОБДП РТЙЛХУЩЧБФШ СЪЩЛ.

тБЪЧЕ НПЦОП ВЩМП УЛБЪБФШ ЕНХ П ФПН, ЮФП ТБЛ ЫЕКЛЙ НБФЛЙ ЧЩЪЩЧБЕФ ЧЙТХУ РБРЙММПНЩ ЮЕМПЧЕЛБ – ЙОЖЕЛГЙС, РЕТЕДБАЭБСУС РПМПЧЩН РХФЕН. юФП У НПНЕОФБ ЧУФТЕЮЙ У ЧЙТХУПН РТПЫМП ХЦЕ ПЛПМП 10 МЕФ. юФП Ч ФЕЮЕОЙЕ ЧУЕИ ЬФЙИ МЕФ НПЦОП ВЩМП ФЩУСЮХ ТБЪ ХЧЙДЕФШ ЙЪНЕОЕОЙС ОБ ЫЕКЛЕ Й ЧУЕ ЧЩМЕЮЙФШ. юФП МЕФПН ОБ ДЙУРБОУЕТЙЪБГЙЙ ВЩМ ХЦЕ УБНЩК ОБУФПСЭЙК ТБЛ. юФП ГЙФПМПЗЙС – ПВСЪБФЕМШОПЕ ЙУУМЕДПЧБОЙЕ, ЛПФПТПЕ ДЕМБАФ ЙНЕООП ОБ РТПЖПУНПФТБИ – РПЪЧПМСЕФ ЪБРПДПЪТЙФШ ТБЛ ЪБДПМЗП ДП ФПЗП, ЛБЛ ЧУЕ УФБОЕФ ПЮЕЧЙДОЩН. юФП ЧТБЮ, РТПЧПДСЭЙК ДЙУРБОУЕТЙЪБГЙА, ДПМЦЕО ВЩМ ЪЧПОЙФШ, ЧЩЪЩЧБФШ, РЕТЕДБЧБФШ. ч ЛПОГЕ ЛПОГПЧ, ЪБУФБЧМСФШ! чЕДШ УНЩУМ РТПЖПУНПФТБ ЙНЕООП Ч ЬФПН – ХЧЙДЕФШ, РПЛБ ОЕФ УЙНРФПНПЧ Й ЦБМПВ. хЧЙДЕФШ, ЛПЗДБ ЕЭЕ НПЦОП МЕЮЙФШ.

ПОБ ЪОБМБ, ЮФП Х ОЕЕ РТПВМЕНЩ У ЫЕКЛПК НБФЛЙ. рПЮЕНХ ПОБ ОЕ МЕЮЙМБУШ?
- пОБ ВПСМБУШ... пОБ ЧУЕЗДБ ВПСМБУШ ЧТБЮЕК.
- ъБФП ФЕРЕТШ ОЕ УФТБЫОП.

С ЮХЧУФЧХА, ЮФП ФБН ВЩМ ЕЭЕ ПДЙО УФТБЫОЩК ПФЧЕФ ОБ ЬФПФ УФТБЫОЩК ЧПРТПУ «РПЮЕНХ?» фПФ УБНЩК ДПН. фБ-БЛПК ДПН! еУМЙ ВЩ ЧЩ ЪОБМЙ, ДПЛФПТ... с ЧЙЦХ, ЛБЛ ПОБ ВЕУРЕЮОП НБЫЕФ ТХЛПК: « рПФПН, ОЕ УЕКЮБУ. оБДП ЪБЛПОЮЙФШ ДПН. хЦЕ УПЧУЕН УЛПТП...»

РПЮЕНХ ЬФП РТПЙУИПДЙФ ДП УЙИ РПТ?! рПЮЕНХ ЬФП РТПЙУИПДЙФ, ЛПЗДБ зБОУ зЙОЪЕМШНБО ЙЪПВТЕМ ЛПМШРПУЛПРЙА Ч 1925 ЗПДХ?! рПЮЕНХ ЬФП РТПЙУИПДЙФ, ЛПЗДБ ГЙФПМПЗЙА НПЦОП УДЕМБФШ МЕЗЛП Й ВЕУРМБФОП?! с ЪОБА ПФЧЕФЩ. оП ПОЙ ЧУЕ УФТБЫОЩЕ. йИ ОЕМШЪС РТПЙЪОПУЙФШ ЧУМХИ. й С УОПЧБ РТЙЛХУЩЧБА СЪЩЛ.

ЛУФБФЙ, ПОЙ ОЕ РТПДБМЙ ДПН. ьФП ИПТПЫП. дПН ВЩ ЕЕ ОЕ УРБУ.

Кабинет гинеколога - это, пожалуй, единственное место, где даже уверенная в себе бизнес-леди превращается в робкую растерянную девочку: согласитесь, нелегко изображать из себя женщину-вамп, когда тебя разложили на кресле, словно лягушку перед препарацией.

Особенно если на месте оказывается, что ваш лечащий врач - это не строгая седовласая дама предпенсионного возраста, а мужчина, причем совсем не старый и весьма симпатичный.

Многие, узнав, что прием ведет не ОНА, а ОН, резко «выздоравливают» прямо под дверями кабинета. И можете быть уверены: в ближайшие годы они на этом этаже не появятся - только если уж очень прижмет.

На самом деле, мужчина-гинеколог - явление относительно новое. В древние времена «дамскими делами» всегда заведовали женщины - вспомним хотя бы деревенскую бабку-повитуху, которая считалась первым человеком на селе после старосты.

И только в XVI веке где-то в Европе в покои роженицы впервые вошел врач-мужчина. Кстати, именно он впервые поднял роженицу с «карачек» и заставил ее тужиться лежа, объясняя это тем, что ему, видите ли, плохо видно…

Но, несмотря на то, что с тех пор прошло уже добрых пять столетий, в нашей стране мужчина-гинеколог до сих пор воспринимается как некая экзотическая диковинка. Однако те, кто все-таки осмелился сходить к нему на прием, зачастую остаются довольны.

«Недавно впервые за свои сорок «с хвостиком» я попала к гинекологу-мужчине и была приятно удивлена тем, насколько аккуратно и безболезненно он вставляет зеркало , - рассказывает Анна. -До этого за наш участок отвечала сварливая пенсионерка: когда она проводила осмотр, мне казалось, что еще немного - и она достанет до моих гланд».

«Как по мне, процедура осмотра всегда неприятна, и нет разницы, кто ее проводит - мужчина или женщин , - рассуждает Наталья. - Но в психологическом плане у мужчин как-то комфортнее: по крайней мере, они не станут проводить воспитательных бесед, мол, «вы тут все по койкам прыгаете - а мне потом ваш триппер лечить».

Меня в студенчестве одна такая дамочка даже до слез довела. Как я потом узнала, она была незамужней и глубоко одинокой - вот такое странное проявление женской зависти».

Впрочем, есть у мужчин-врачей и свои минусы . Во-первых, они, как правило, хуже, чем женщины, понимают рожениц и на 40 процентов чаще отправляют своих беременных пациенток на кесарево сечение.

«Впервые с мужчиной-гинекологом я столкнулась перед родами в «единице», - рассказывает Марина. - Девочки, которые уже были у него на осмотре, говорили, что он делает все очень больно, грубо, так что чуть ли не каждую вторую из смотровой ведут прямо в родзал.

Не знаю, как других, но меня он смотрел довольно аккуратно. Но именно он с уверенностью сказал, что головка моего ребенка плотно прижата к родовым путям, в то время когда мой будущий Паша давно и уверенно сидел на попе» .

Ну и, конечно же, самая большая проблема - это стыд. В нашем практически пуританском обществе, где еще пару десятилетий назад девочкам-подросткам могли линейкой измерять длину юбки и не пускать их в школу, если она оказывалась на два сантиметра короче дозволенного, раздеться перед незнакомым мужчинам практически смерти подобно.

Бороться с этой проблемой сложно, но можно: попытайтесь уяснить, что на самом деле доктор - существо бесполое и что для него существует лишь орган - здоровый или нет, а остальное его мало интересует.

Да и вряд ли можно настроиться на похотливо-эротический лад, когда в коридоре тебя ждет десяток таких же страждущих пациенток со своими молочницами, эрозиями и миомами.

А вообще, как мудро заметила одна моя знакомая, когда действительно припекает и твоему здоровью угрожает опасность, ты не будешь думать, кем окажется твой врач - мужчиной или женщиной.

Ты будешь думать о том, сможет ли он тебе помочь . Во врачах прежде всего нужно ценить профессионализм, а пол - дело вторичное.

Лиза Саина

ИЗ ПЕРВЫХ УСТ Андрей Савицкий, фельдшер-акушер: - Мне кажется, нет ничего противоестественного в том, если мужчина решает стать акушером или гинекологом, ведь еще с древних времен врачебной деятельностью занимались преимущественно мужчины - в том числе и «женскими» болезнями.

Иногда можно услышать, будто специалисты-мужчины делают все более аккуратно и менее болезненно, но лично я считаю, что все зависит от профессионализма врача , а не от его пола . Что же касается стыда и неловкости, то в моей практике ни разу не было случая, чтобы женщина отказалась от моей помощи.

Возможно, потому, что моя работа всегда связана с экстренностью, а в такой ситуации женщине все равно, кто оказывает помощь, - главное, чтобы ее действительно оказывали, и оказывали качественно.

Уважаемые читательницы! А как вы относитесь к мужчинам-гинекологам? Ждем ваших ответов в комментариях!

Андрей Евсеев (акушер-гинеколог высшей категории, кандидат медицинских наук, стаж 24 года):

Как-то по скорой помощи к нам поступила беременная женщина. У нее должна была быть плановая операция из-за двух рубцов на матке. Но тут угроза разрыва, экстренный случай, сразу в операционную. Пациентка довольно худенькая, живот небольшой. Начали оперировать. Когда достали одного ребенка, весом около двух с половиной килограммов, заметили, что матка меньше не становится. Тут нас ждал сюрприз – мы извлекли второго ребенка!

А все потому, что женщина не состояла на учете в женской консультации и не делала УЗИ – вот у нее оказалась недиагностированная двойня. Больше всех удивилась сама мама. Если бы женщину оперировали под общим наркозом, как делали раньше, неизвестно, как бы мы объяснили наличие второго младенца!

Еще один случай был, когда ультразвуковая диагностика только начинала свое развитие, а имеющиеся аппараты были далеки от совершенства. Из отделения патологии беременности к нам поступила женщина. К тому моменту она уже воспитывала четверых сыновей и мечтала о дочке. Мамочка ждала двойню, но точно определить пол будущего ребенка на имеющихся аппаратах УЗИ было фактически невозможно. Начали оперировать. Достали одного малыша – это был мальчик. Пятый мальчик! Мама даже расстроилась. Но вторым малышом оказалась девочка. И тут радости мамы не было предела!

Сергей Заяц (заведующий отделением, врач акушер-гинеколог высшей категории, кандидат медицинских наук, стаж 35 лет):

Однажды к нам поступила пациентка с синдромом Шерешевского Тернера – хромосомное генетическое заболевание, как правило, приводящее к бесплодию. Женщины с таким диагнозом могут забеременеть только при помощи экстракорпорального оплодотворения (ЭКО). Процедура стоит немалых денег, но желание стать мамой было настолько сильным, что женщина взяла в банке кредит. Когда необходимая сумма была на руках, пациентку обследовали и выявили у нее серьезное заболевание почек. С таким диагнозом ей должны были отказать в проведении ЭКО. Очевидно, жадность взяла вверх над разумом репродуктологов. Ей «подсадили» двойню. Болезнь почек обострилась. На сроке двадцать недель женщина появилась на перинатальном консилиуме. Результаты анализов были сокрушительными – беременность нужно было прерывать. В противном случае женщина могла погибнуть. Выбора не было.

Еще вспоминается, как из района в областную больницу поступила женщина на 35-й неделе беременности с диагнозом многоводие. Каково было удивление врача ультразвуковой диагностики, когда он только поднес аппарат и увидел, что у плода внутриутробный порок развития, который формируется в первом триместре беременности и характеризуется полным или частичным отсутствием костей свода черепа, полушарий мозга и мягких тканей. Выявление такого порока – это 100% прерывание беременности. А женщина 35 недель вынашивала ребенка и была в полном неведении. Как районные медики не смогли установить анэнцефалию – непонятно? Ее видно даже на сроке 12 недель. А при обследовании в 20 недель она очевидна, даже если аппарат УЗИ плохой или специалист открвоенно слабый. Для женщины, конечно, это был жуткий шок.

Анатолий Камаев (врач акушер-гинеколог высшей категории, кандидат медицинских наук, стаж 35 лет):

Это было в 80-е годы. Я работал научным сотрудником в институте акушерства и педиатрии. И однажды пришлось работать не с человеком, а с обезьяной. Животное редкое, экзотическое, ее купили в зоопарк в Латинской Америке за огромные по тем временам деньги. Рисковать жизнью обезьяны было нельзя. А тут у нее роды – и что-то пошло не так. Вызвали нас, потому что тогда ветеринарные службы были не очень-то развиты. В общем, ответственность огромная.

Взяли инструменты, поехали спасать животное. Как сейчас помню, будущую маму звали Цирцея, в честь греческой богини. Роды были при тазовом предлежании плода. Все, как у людей, только в уменьшенном варианте. Почти сутки обезьяна не могла родить. Помогли, как моги, все прошло хорошо. За наши старания директор выдал нам годовой абонемент на бесплатное посещение зоопарка.

Но, наверное, самым большим стрессом для меня за все годы работы стало рождение дочери. Дело в том, что у нас, медиков, есть золотое правило – не лечить, не оперировать, не принимать роды у прямых родственников. Почему так – не знаю! А я осознано нарушил табу и принял роды у своей жены, которая, кстати, тоже акушер-гинеколог. Я невероятно перенервничал, но, к счастью, все прошло без осложнений и у нас родилась дочь.